Счастье понимания
Исаак Левитан. При произнесении самого его имени мысли, отрываясь от бренной земли, с порывом осеннего ветра устремляются в неведомую даль, куда обычно летят облака и птицы. И правда – сам Левитан очень любил осень во всех ее проявлениях…
Знакомство с ним, с его творчеством началось с хрестоматийной «Золотой осени», висевшей у меня над изголовьем кровати. Несколько лет с этого живописного праздника природы начиналось каждое мое утро, его же видела последним перед выключением торшера. Однако Левитана я полюбила не из-за осени, точнее, не только из-за нее. По-настоящему он открылся мне в самом русском его пейзаже «Над вечным покоем», написанном в 1894 году и ныне экспонирующимся в Третьяковской галерее (Москва).
Кто-то из ранних критиков называл этот шедевр мрачной, пессимистичной и даже неудачной работой художника, данью моде декаданса, который кругами начинал расходиться тогда по литературным салонам, где читали свои сонеты Бальмонт и Брюсов, жили грядущим и чистым искусством Иванов и Гиппиус. Но я в этом пейзаже всегда чувствовала благоговение, преклонение ученика перед великим своим учителем - природой, ее безмолвной мудростью, которая шире человеческой вечности и выше человеческого покоя. Что-то невозможное, невыразимо щемящее появляется глубоко внутри при созерцании этого полотна Левитана. А потом, минуты спустя, происходит принятие бытия с его муравьиным копошением и опускается на всё твое существо долгожданное умиротворение - благодать.
Много позже, когда смотрела «Солярис» А. Тарковского, великолепного знатока живописи, на языке которой он, собственно, и говорил часто в своих фильмах, я вдруг увидела Левитана. «Вечный покой» светил зрителю в последних кадрах, где Океан дарит главному герою островок его памяти. Так же, как серебристые воды озера Островно огибали мыс со старым кладбищем и церквушкой у Левитана, пенистые потоки чужого разума омывали воссозданный им из глубин памяти Криса кусок Земли. Это узнавание родных образов, это созвучие душ в каких-то тонких и глубоко личных ощущениях явились для меня откровением. И это было по-настоящему счастьем понимания…
Асия ПАВ.
