По мосту времени с Хасаном Ирфоном

У меня на книжной полке много художественных книг - на таджикском, русском и узбекском языках. Среди них есть и с автографом самих писателей. Одним из них является автобиографический роман Хасана Ирфона «В лачугах кустарей» на русском языке. Каждый раз, когда беру в руки эту книгу, думаю о сложной фигуре, а точнее, творчестве замечательного таджикского писателя и переводчика Хасана Ирфона, и невольно представляю себе его титанический труд, проложивший мосты от русской классической литературы к литературе таджикской.

Творчество Хасана Ирфона, современника и близкого друга устода Садриддина Айни, Саидризо Ализаде, Ходжи Муйина, Абдукаюма Курби, Рахима Хошима и многих других корифеев таджикской прозы, также неисчерпаемо и многогранно. Думаю, что и сейчас не ослабеет интерес к его прекрасной повести «Два друга из двух краев» и романа «В лачугах кустарей», в которых писатель рассказывает о Самарканде начала нашего века, где прошли его детство и юность, о встречах с людьми. Герои книги - его родители, творческая интеллигенция, и особенно ткачи, которые вручную ткали шелковые ткани и чей изнурительный труд он воспел.

«И я в детстве ткал платки, - писал Хасан Ирфон в предисловии к своему роману, - они были большие, их ткали из шелка. Тогда не говорили натуральный шелк, шелк был, и все. Сколько шелкопрядов должны были потрудиться, чтобы получился один платок. Я разворачиваю платки, они легкие и прекрасные, вот этот как радуга, с полосами малиново-лиловыми, желтыми, зелеными. Все ярко и радует, как сама природа. Этот платок для молодой девушки, да будет она счастлива!

Но вручную больше платков не ткут,

Этот платок, не повторить.

Жизнь человека не повторяется,

Я разворачиваю платок воспоминаний…»

Первая встреча

Осенью 1970 года я, отслужив установленный срок в рядах Советской Армии, вернулся домой. По доброй традиции родители организовали угощение для односельчан и родственников. Мы стояли у распахнутой двери и приветствовали гостей, среди них был очень прилично одетый старик в черном костюме, тюбетейке, а в руках трость. Отец любезно поздоровался с ним и, держа за руки, сопроводил гостя до стола и, возвращаясь ко мне, спросил:

- Ты его узнал?

 Я удивленно пожал плечами.

- Это писатель Хасан Ирфон, - объяснил отец. - Живет у своей дочери Зебо Аюбовой, недавно переехал из города к нам, мы соседи. Кстати, твоя сестричка у него работает секретарем.

 В это время кто-то подошел и сообщил, что почетный гость хочет познакомиться с виновником торжества, то есть со мной, я подошел к нему и представился.

- О, значит, Мухаммад Захиршах, король Афганистана, - гудящим, как набат, голосом литератора он привлек внимание сидевших вокруг себя. - Для меня честь поздороваться с таким знаменитым человеком.

От взгляда собравшихся мне стало стыдно, я отвернулся. Потом он спросил, где и как прошла служба, как теперь на гражданке.

Я, смущаясь, ответил на его вопросы. Завязалась душевная беседа. Говорили о разном, а после чаепития, я проводил его до дома, тогда Хасану Ирфону шел 70-й год. По старым понятиям, это возраст уединения, раздумий, подведения итогов жизненного пути. Особенно для того, кто свою сознательную жизнь отдавал ее познанию и воспроизведению на бумаге. Несколько позже я стал интересоваться его биографией, творчеством, находя в них источник вдохновения и раздумий для себя.

Вот как он описывал свое детство «В лачугах кустарей»: «Мне еще не было полных шести лет, когда я начал читать Коран. Учил меня отец, человек вспыльчивый и нетерпеливый. В течение одного дня с помощью бесчисленных пощечин и розг он заставил меня запомнить все 28 букв арабского алфавита. Читать Коран, он начал непосредственно с суры «Колъауз», шестилетнему ребенку трудно было по всем правилам произносить это арабские слово, и каждый раз у меня получалось «Кулхавуз». Это приводило отца в ярость, и он давал мне такую затрещину, что я либо стукался головой о стену, либо растягивался на полу. Синие отпечатки его пятерни долго оставались на моем лице…»

О, русский язык, драгоценный, как жемчуг…

Когда я по воле судьбы стал его личным секретарем и поводырем, то ближе познакомился с судьбой Хасана Ирфона. Тогда узнал, что он как зять просветителя Саидризо Ализаде без суда и следствия около трех лет просидел в колонии строгого режима в Сибири.

- Земля не без добрых людей, - вспоминал он свои черные дни. - Из-за близорукости на меня свалилось бревно во время работы на лесоповале. Сочувствующие зеки назначили меня дежурным по бараку, где содержались около 200 человек. Тогда не было ни радио, ни газет, и меня, как литератора и просвещенного, просили рассказывать что-нибудь интересное. Слава Богу, что не подводила память, и я до отбоя вспоминал забавные истории, прочитанные когда-то, и походил на героев книги «1000 и одна ночь». По возвращении домой занимался переводами с русского на таджикский язык. Сейчас, хотя мне 70 лет, но я не могу сидеть без дела.

Мы вместе начали переводить трилогию Максима Горького «Детство», «В людях», «Мои университеты», «Господа Головлевы» Салтыкова-Щедрина, произведения Сабита Муканова и другие. Удивительно было то, что он почти не пользовался словарями. На его рабочем столе лежали «Толковый словарь» Ожегова, «Русско-таджикский словарь» Борхундарова и другие справочники, но скорее, лежали по привычке. Моя задача состояла в том, что я сначала читал русский текст, который он внимательно слушал, а потом Хасан Ирфон диктовал перевод на таджикском языке. Нетрудно было заметить, какой богатый запас слов имелся у переводчика.

- Перевод не должен быть похож на молоко без сливок, - говорил он. - Таджикский читатель пусть думает, что книга написана на его родном языке.

Я был в восторге от Хасана Ирфона, его высочайшего профессионализма, сам стал глубже изучать русский язык, а затем написал зарисовку и принес в редакцию газеты «Ленинский путь» (ныне «Самаркандский вестник»). К превеликому моему удивлению, 31 декабря 1970 года моя заметка «Иду в гости к Хасану Ирфону» была опубликована. С большим воодушевлением я прочитал ее своему наставнику.

- Помню, еще в начале века просветитель Махмудходжа Бехбуди писал, что каждый, кто живет в Туркестане, обязан изучить персидский, тюркский, арабский и русский языки, - сказал Хасан Ирфон и с улыбкой добавил, - я еще знаю азербайджанский. В 16 лет с русского на родной язык перевел книгу Даниэля Дефо «Робинзон Крузо». Потом взялся за другие произведения русских и зарубежных писателей. По опыту знаю, что красота, величие, неисчерпаемое богатство русского языка явствует из книг Пушкина, Некрасова, Тургенева, Толстого, Лескова, Чехова, Горького, Шолохова. Благодаря этому языку, мы, представители разноязычных литератур, хорошо знаем друг друга.

С 8-ми утра до 12 часов дня мы занимались творчеством, а в пятницу отдыхали. После обеда он ходил в гости к бывшим узникам или по историческим местам Самарканда, библиотекам, книжным магазинам. А в непогоду я читал ему вслух свежие газеты и журналы, произведения классиков таджикской литературы.

Дедушка нашей семьи

Каждый раз, когда я, как поводырь, ходил с ним по улицам или организациям, многие у меня спрашивали, кто он? Я гордо отвечал: дедушка!

Не только я, но и другие мои братья и сестры тоже обращались к нему уважительно - бобожон. Он часто приходил к нам в гости, балуя сладостями.

В дни празднования Навруза он обязательно приходил с подарками и за свой счет готовил плов диетический, по-ирански, отваривая рис отдельно. Как «шеф-повар», командовал, приготовлением блюда. В этот день даже соседи приходили испробовать плов нашего бобожона.

Чего греха таить, нас, восьмерых детей, нашим родителям нелегко было прокормить, одеть, обуть. Отец работал учителем, а мать - лаборанткой в школе. Женили старшего сына, и семья попала в долги, а расплатиться было не так легко. Решили продать единственную корову, которая обеспечивала нас молоком. Хасану Ирфону я объяснил, что в субботу не могу прийти из-за того, что надо будет вывести корову на базар.

- Интересно, а почему продаете животное? - удивился он. - Есть пословица: «Продай полжизни и купи свет, продай еще полжизни и приобрети дойную корову».

- Дедушка, надо долг отдавать, - объяснил я. - Иначе другого выхода нет.

- А сколько вы должны, - насторожился он. - Открыто говори!

- Около 500 рублей, - признался я, - а у родителей нет такой суммы.

Хасан Ирфон задумался, его взгляд устремился в какую-то точку, а потом из-под подушки он достал пачку денег и приказал отсчитать 500 рублей. Я так и сделал, а остаток вернул.

- Сейчас эти деньги отнеси отцу, - сказал он. - Как будут, потом пусть вернет.

От радости я забыл его поблагодарить и так быстро побежал домой, что аж дыхание захватило.

Прошло определенное время, и я вернул долг, но он взял половину, а остальное вернул, сказав, что мы являемся его внуками.

С тех пор утекло очень много воды. Хасана Ирфона не стало в 1973 году, но 22 марта наша семья по-доброму вспоминает этого прекрасного человека с большой буквы. Да тот, кто оставил после себя хоть один светлый и полезный для человечества поступок не умирает, а живет в памяти тех, кто его знал. В тысячу раз прав великий поэт Востока Алишер Навои, который писал:

«Не могут люди вечно быть живыми,

Но счастлив тот, чье будут помнить имя».

Зохир ХАСАНЗОДА.