Самаркандская судьба Зинаиды Ковалевской

Совсем недавно дочь известного краеведа, ныне покойного сотрудника Самаркандского музея-заповедника Евгения Забродина - Елена Забродина - в социальной сети "Фэйсбук" опубликовала отрывки из редкой ныне биографической книги "Зинаида Ковалевская: жизнь и творческий путь народного художника Узбекистана", написанной ее племянником М. Ковалевским в 1991 году. Книга настолько увлекательна, наполнена воспоминаниями о самой художнице, ее учителях и учениках, старом Самарканде, что каждая публикация Елены Евгеньевны, снабженная картинами Зинаиды Ковалевской, вызывала шквал эмоций. Читателям "СВ" мы также предоставляем возможность соприкоснуться с этими прекрасными мгновениями из прошлого, из нашего наследия.

Обильно, ярко, красиво!

Рано утром 27 апреля приехала в Самарканд. Владимир радостно встретил:

- Ну вот, дорогая сестра, твое путешествие завершилось, и на 1349 году хиджры ты прибыла в Самарканд, столицу Узбекистана. И я, представь себе, этому очень рад!

Начала "осматриваться", несколько дней ходила с братом. Трудно одной хрупкой девушке в восточном городе. Конечно, притягивал "старый" город, столь непохожий на "новый". На улицах оживленная торговля, открытые чайханы, шашлычные, столовые, где можно отведать горячей шурпы или лагмана, сочного плова... Горы пирожков, сладостей, ароматных лепешек, изюма, урюка. Уже свежая черешня и прошлогодний виноград. Лавки мясников, зеленщиков, торговцев специями. Тут же магазинчики и открытые ларьки, торгующие тканями, посудой, халатами и тюбетейками, хозяйственными товарами, обувью, украшениями, лопатами и кетменями, книгами и тетрадями... Кварталы кустарей. Их мастерские открыты на улицу, они работают на виду.

Базар произвел на художницу сильное впечатление. Обильно, ярко, красиво. Изумрудная душистая зелень, рубиновая редиска, нежно-зеленые огурцы, розовая черешня. Цветочные ряды, горы лука и чеснока, живая и битая птица, мясо, молочные продукты...

Следующий день посвятили осмотру знаменитых архитектурных памятников. Ансамбль Регистан. Он знаком ей по картине В. Верещагина "Торжествуют". Большое искусство, выражение творческих сил предков народа, с которым ей теперь предстоит вместе жить и трудиться! Она не могла оторваться от изумительных орнаментов, удивляясь красочности и свежести цветных изразцов, бесконечной фантазии и тонкому вкусу их созидателей, от своеобразия и изящества архитектурных форм.

Ночью трудно было заснуть от обилия впечатлений. Все увиденное в первые дни потрясло художницу, еще больше разожгло интерес к новой жизни и работе.

Вернулся из поездки в Бухару Беньков. В Самарканде ему выделили худжру в Тиля-Кари на Регистане. Из мебели там была только кровать, покрытая стареньким ковром. Встрече с Ковалевской он был искренне рад…

Раздумывать было некогда, и она поступила в Узпромсоюз художником по народным промыслам. Занималась почти тем же, что и в институте, посещала разбросанные по республике промысловые артели, мастерские, отдельных кустарей, собирала орнаменты, особо интересные образцы. Она была и художественным руководителем вышивального дела в артелях. Отбирала рисунки, создавала свои, помогала мастерицам. Опять (и не раз) побывала в уже знакомом Шахрисабзе, Ургуте, Пенджикенте, Маргелане, Коканде, Фергане, Андижане, Гиждуване, Янгиюле, наконец, в Бухаре, "недавней столице эмирата.

Поди угадай!

…B ее маленькой комнатке не повернуться - холсты, холсты, холсты, да еще свет односторонний, скудный. Устраивалась на дворе или на веранде почти готовой квартиры Бенькова. В таких условиях были написаны ее первые картины. Несмотря на заметное в них некоторое мастерство и овладение местным колоритом, это были еще робкие подходы к основным темам.

Пока написаны два варианта "Вышивальщицы" (позже ее приобрел музей в Нукусе), картина "Кустарь", первый вариант картины "Ликбез", этюды - преимущественно лица женщин и детей, натюрморты. Беньков подбадривал: "Давай, втягивайся, пора уже". Но высказываться об этих работах избегал. А что он о них думает - поди угадай! Это огорчало: значит, недоволен, но сказать не хочет. Только пару раз поговорил серьезно, сделал глубокие замечания. Хотя и критические, но они поддержали художницу: она почувствовала, что учитель сдержан не потому, что плохо, а просто ждет большего.

В начале марта 1932 года Зинаида Ковалевская возвращалась из очередной командировки. Ей удалось хорошо устроиться на нижней полке, но заснуть не могла, хотя прошлую ночь спала плохо. Есть не хотелось, только пила чай со свежей лепешкой. Читать трудно - трясет, как отвлечься?

Сгрудившись у окна, три молоденькие узбечки неумолчно щебетали. Невольно стала наблюдать за ними. Какие выразительные и непосредственные лица, как много на них написано. Переживают что-то радостное, со всей горячностью и прямотой молодости. Даже непонимающему языка это ясно. Но все же - что? С таким интересом смотрят на обычный пейзаж, что-то показывая друг другу. Словно в первый раз видят. А ведь ясно, что здешние. Что же их радует?

Поглядывала на девушек и пожилая узбечка ("а какая она пожилая, - поправила себя Зина, - ей лет 45, не больше") с добрым лицом и сочувственной улыбкой. Поглядывала как-то по-матерински.

- Скажите, пожалуйста, апа,- попросила Зинаида Михайловна,- о чем они говорят, чему радуются? Вы ведь понимаете их разговор?

- Радуются всему, что видят, верно, что словно впервые. Насиделись, укрытые от всего света в своей Бухаре, словно в заточении. Там еще много обычаев, и они очень сильны.

Она спросила что-то у девушек и, выслушав ответ, продолжала:

- Без паранджи на людях появляются только с месяц, даже поезда никогда не видали. Возвращаются из Ташкента, были в гостях у родственников.

- Да, есть чему радоваться и интересоваться, да еще молодость!

- В Ташкенте им очень понравилось в театре. Может быть, даже не все там поняли, в театре ведь много условного, привыкнуть надо. Но сколько радости, - сказала апа, улыбаясь помолодевшими глазами.

Продолжение следует.

Из воспоминаний Елены Забродиной

Племянница Зинаиды Михайловны - Елизавета Андреевна Ковалевская - была врачом-рентгенологом, работала в детской больнице с моей мамой - Татьяной Поликарповной Поповой. Они дружили. И в детстве мне довелось побывать в этом чудном доме. Вот что мне запомнилось.

...Широкий коридор вел на веранду, где обычно организовывались, "посиделки" по разным случаям. Проходили они обычно шумно, весело - накрывались красочные столы. Запомнился салат "Оливье" с добавлением яблок и украшенный "пьяной" вишней. Подавались красивые фрукты, арбузы, дыни, яблоки. Из животных приходила к столу собака - все были ей рады... Мама моя позже вспоминала: ухаживать за садом Зинаида Ковалевская нанимала садовника. Он следил, чтобы в саду зрели фрукты и росли цветы. Вечером из сада шел "тропический" запах каприфолии...

Из коридора налево вели две большие проходные комнаты, атмосфера в них была таинственная. Стены были сплошь завешаны картинами, стояли аквариумы с рыбками, письменный стол с принадлежностями для рисования, кушетки, диваны, бархатные подушки с вышивкой на восточные темы.

Сохранилась и фотография, на которой я со смущением читаю стихи в доме у Ковалевской...