Когда всё лишнее умолкает…
В полнолуние на лунной дорожке всегда появляется гость. Сегодня с нами Людвиг ван Бетховен. Родившийся 16 декабря 255 лет назад в Бонне (Германия), он остался в вечности великим музыкантом и композитором, последним представителем Венской классической школы. В такие даты о великих обычно говорят громко - концертами, датами, торжественными речами. Но это не о Бетховене. Он идет рядом и не слышит шагов - музыка давно живет у него внутри. Мы общаемся на тонких мыслительных вибрациях, говорим о тишине, творчестве, боли, долге и том, что остается, когда звук исчезает…
- Вы всегда желали прямолинейности от всех и были сами таким. Вот и я спрошу прямо: чем стала для Вас музыка, когда Вы перестали ее слышать?
Он отвечает не сразу, будто проверяя, стоит ли вообще говорить.
- Музыка никогда не жила в ушах. Она жила во мне. Потеряв слух, я потерял шум мира, но не способность мыслить звуком. Я слышу не то, что звучит, а то, что должно звучать. Я долгое время ношу свои мысли при себе, прежде чем записать их. Я многое меняю, отбрасываю, пробую снова, пока не буду удовлетворен. А потом… потом я вижу и слышу картину во всей ее полноте. И мне остается только труд записи.
- Значит, звук - не главное?
- Главное - замысел. Основная идея никогда меня не покидает. Она возникает, растет. Я знаю, чего хочу, и потому никогда не смешиваю одну работу с другой.
- А откуда приходят эти первые импульсы? Из Вас или извне?
- На это я не могу ответить с уверенностью. Они приходят сами собой, прямо или косвенно, - я мог бы схватить их руками, на открытом воздухе, в лесу, во время прогулок, в тишине ночей, рано утром, под влиянием настроений, которые поэт переводит в слова, а я - в звуки, которые звучат, режут и бушуют вокруг меня, пока я не запишу их в заметки.
- Вы часто упоминаете о природе как о школе. Она действительно учит?
- Природа - прекрасная школа для сердца. Здесь я учусь мудрости, свободной от отвращения. Здесь я познаю Бога и обретаю предвкушение небес. Когда вы доберетесь до древних руин на Рейне, подумайте о том, что Бетховен часто останавливался там. Если вы будете бродить по таинственным пихтовым лесам Германии, подумайте об этом…
- Вас считают гением. Но Вы всегда говорите о недостижимости и неудовлетворенности созданным. Почему?
- Истинный художник не гордится собой. Он осознает, что искусство не имеет границ. Он чувствует, как далек от цели, и скорбит о том, что еще не достиг той точки, где лучший гений сияет, как далекое солнце.
- А если смотреть вперед - что, по-вашему, останется от музыки вашего времени?
- Почти все подвержено изменениям времени. И, что еще печальнее, его веяниям. Только то, что хорошо и истинно, останется незыблемым, как скала. Пусть каждый делает свое дело честно. Жизнь коротка, искусство вечно.
- Но Вы ведь знаете, что такое страдание, болезнь, одиночество, непонимание...
- Люди долгое время считали меня угрюмым, мизантропом. Они не знали тайной причины. Я был вынужден рано изолироваться от общества. Я не мог сказать: «Говорите громче - я глух». Ах! Неужели я мог заявить о недостатке в том единственном чувстве, которое в моем случае должно было быть совершеннее всех остальных, которым я когда-то обладал в наибольшей степени совершенства? Как велико было унижение, когда тот, кто стоял рядом со мной, слышал далекий звук пастушьей свирели, а я ничего не слышал; или слышал пение пастуха, а я ничего не слышал. Такие переживания доводили меня до грани отчаяния, еще немного, и я бы покончил с собой. Искусство, только искусство остановило меня.
- Вы часто говорите о детях. Почему именно воспитание для Вас - священный долг?
- Совершенно верно, что капля может выдолбить камень. Тысяча прекрасных впечатлений стирается, когда детей помещают в безликие учреждения, в то время как от родителей они могли бы получить самые душевные впечатления, которые продолжали бы оказывать влияние до глубокой старости. Рекомендуйте своим детям добродетель, только она может принести счастье, а не богатство, - говорю я из собственного опыта. Только добродетель поддерживала меня в моих страданиях.
- А люди вообще? Вы стали мягче к ним со временем?
- Я тем больше обращаю свой взор вверх; но ради себя и ради других мы вынуждены иногда обращать внимание на низшие вещи; это тоже часть человеческой судьбы. Истинная дружба может основываться только на союзе людей со схожей природой. Прежде я был необдуман и поспешен в выражении своих суждений и тем самым нажил себе врагов. Теперь я не сужу никого, прежде всего потому, что не желаю причинять никому вреда. К тому же в конечном счете я всегда думаю так: если в чем-то есть порядочность, оно устоит вопреки любым нападкам и зависти; если же в основе нет ничего доброго и прочного, оно рассыплется само собой, как бы его ни поддерживали.
- И все-таки, что Вы думаете о власти, славе и наградах?
- Как и государство, каждый человек должен иметь свою собственную конституцию. С самого раннего детства мое рвение было служить страдающему человечеству своим искусством и никогда не довольствовалось какими-либо уловками. И никакой другой награды мне не требовалось, кроме внутреннего удовлетворения, которое всегда сопровождало такое деяние Короли и князья могут назначать профессоров и советников, могут жаловать ордена и награды, но они не в силах создать великих людей - духов, возвышающихся над земной толпой. Таких людей они создать не могут, и потому именно их следует уважать. Мне было легче молчать, когда я вспоминал, как хвалили людей, которые мало что значат среди знающих и которые почти исчезли, несмотря на свои достоинства. Что ж, мир вам, мир им и мне...
Асия ПАВ.
Источники:
«Гейлигенштадтское завещание», Людвиг Ван Бетховен;
«Бетховен, человек и художник, как он сам выразился», составитель Фридрих Керст (Friedrich Kerst).
