Почему простая таблетка стала сложной
С 10 декабря Самарканд, наряду с Ташкентом и еще 14 городами и районами, вошел в пилотный этап подключения к Цифровой платформе здравоохранения. Врачи начали оформлять электронные рецепты, аптеки - отпускать рецептурные лекарства на основании электронного назначения, а все данные фиксируются в единой информационной системе Министерства здравоохранения. К концу 2026 года эта модель должна охватить всю страну.
Формально речь идет о цифровизации, но фактически о пересборке механизма доступа населения к лекарствам. И именно здесь возникают вопросы.
Город Самарканд - это уже более 880 тысяч жителей. Вместе с пригородами и прилегающими территориями это - зона постоянной медицинской нагрузки. Включенные в эксперимент Булунгурский (порядка 206,9 тысячи жителей), Иштыханский (около 282,2 тысячи человек) - это не малые населенные пункты, а крупные районы с преобладанием сельского населения, где доступ к врачу, транспорту и цифровым сервисам объективно сложнее, чем в областном центре. Именно в этих условиях начал действовать обновленный список рецептурных препаратов. В него входят не только специализированные лекарства, но и препараты повседневного спроса: ибупрофен, диклофенак (ортофен), амброксол и даже… медицинский спирт.
С точки зрения Минздрава логика как бы понятна: нестероидные противовоспалительные препараты небезопасны при бесконтрольном применении, муколитики и гормональные средства требуют показаний, спирт не предназначен для самолечения. Но между клинической логикой и реальной жизнью в регионе есть существенная дистанция.
Главным аргументом в пользу электронного рецепта называют борьбу с избыточным и коммерчески мотивированным назначением лекарств, когда врачи выписывают массу препаратов, фактически дублирующих друг друга, но приносящих процент от производителя медикам. В стране с преобладанием хронических неинфекционных заболеваний рынок лекарств разросся до масштабов, который трудно контролировать вручную: по итогам 2024 года население потратило на лекарства около 19,7 трлн. сумов, причем значительная часть - на импортные препараты.
Сейчас, нам говорят, что будет все по-другому. Врач видит клинический протокол, система фиксирует назначение, фармацевт отпускает препарат. Все это оставляет цифровой след, а значит, происходит контроль. Однако цифровой порядок не всегда автоматически означает удобство для пациента. Особенно в нашей стране с высокой социальной и территориальной неоднородностью.
Когда реформа сталкивается с реальностью
Для Самарканда, Булунгурского и Иштыханского районов подобное новшество означает рост нагрузки на первичное звено, а также риск поздних обращений и осложнений (при всех официально заявленных медосмотрах). Особенно уязвимы пожилые люди, пациенты с хроническими болезнями, сельские жители и семьи с низким уровнем цифровой грамотности. Далеко ходить не надо, я сама установила приложение D-med в момент написания статьи. Но, чтобы понять возможные последствия нового порядка, достаточно выйти за рамки постановлений и посмотреть на обычные жизненные сценарии, с которыми ежедневно сталкиваются тысячи жителей Самарканда и районов.
Пример первый. Обычный сезонный грипп или ОРВИ. У работающего на производстве мужчины высокая температура, головная боль, ломота в теле. Ситуация банальная и, казалось бы, не требующая сложной диагностики. Раньше он зашел бы в аптеку за привычным набором - жаропонижающее, обезболивающее, средство от простуды - и пошел бы домой отлежаться. Теперь, чтобы купить тот же ибупрофен или аналогичный препарат, ему нужно сначала попасть к врачу. Это означает - очередь в поликлинике, где принимают семейные врачи: в одном коридоре сидят дети, взрослые и пожилые люди. Больные и здоровые, кстати. При высокой температуре и головной боли человек ждет приема, затем слышит, что «по протоколу» нужно сдать анализы. Повторим: у него температура и грипп. В этой точке система часто ломается не технически, а психологически. Человек разворачивается и уходит домой, чтобы лечиться «как получится». Возможно, грипп действительно пройдет сам. А если нет? Если начнутся осложнения, такие как бронхит, пневмония? Тогда все повторится: очереди, ожидание, позднее обращение. И это уже не вопрос дисциплины пациента, а вопрос доступности первичной помощи.
Пример второй. Цифровая реальность, о которой пациент не знал. Сегодня многие, скачав приложение D-med, с удивлением обнаруживают, что у них уже якобы заключены договоры с поликлиниками, в которых они никогда не обслуживались. Это побочный эффект спешной цифровизации: массовое заполнение баз, перенос данных, человеческий фактор.
Мы все понимаем, как сегодня работают врачи - в условиях страшной перегрузки, дефицита времени и давления показателей. Но кто может гарантировать, что ошибка в электронной форме, допущенная уставшим врачом или регистратором, не приведет к тому, что пациенту будет назначен не тот препарат, не та дозировка или не учтено противопоказание?
В цифровой системе ошибка перестает быть локальной, а мгновенно распространяется по всей цепочке: врач - аптека - пациент. Цена такой ошибки может измеряться не жалобой, а осложнением здоровья и, в крайних случаях, жизнью.
Пример третий. Ночная экстренная ситуация. У пожилой женщины ночью резко поднимается давление. Родственники знают, какой препарат ей помогает, и раньше могли просто купить его в ближайшей аптеке, работающей круглосуточно. Теперь препарат рецептурный. Что делать в такой ситуации? Врач имеет право спать и начать прием в 8 утра. Электронная база «проснется» вместе с ним. Остается два варианта: ждать утра, рискуя инсультом/инфарктом или вызывать скорую помощь даже там, где раньше хватало таблетки.
Наконец, пример четвертый, когда возмущаются сами врачи. В профессиональном сообществе "Фейсбук" «Врачи Ташкента» была опубликована резкая критика текущего запуска системы. Автор обращения кандидат медицинских наук, врач-инфекционист и иммунолог Азизахон Ходжаева, которая указывает на техническую неготовность платформы и риски для клинической безопасности. По ее словам, в отдельные дни врачи не могли войти в систему для выписки препаратов, а в аптеках фиксировались случаи некорректного отображения лекарственных средств, когда, к примеру, антикоагулянты отражались как аскорбиновая кислота. Врач также ставит под сомнение медицинскую обоснованность списка рецептурных препаратов и непрозрачность критериев его формирования, задаваясь вопросом, почему одни лекарства отнесены к рецептурным, а другие нет. Ключевая претензия профессионального сообщества сводится к тому, что пилотный проект фактически внедряется в обязательном порядке, без должной отработки, возможности отката и без параллельного функционирования традиционной системы, что в условиях технических сбоев ставит врачей и пациентов в уязвимое положение.
Вывод, который нельзя игнорировать
Все эти примеры объединяет одно: система предполагает идеальные условия, которых в реальности пока нет. Достаточное количество врачей, отсутствие очередей, безошибочную работу цифровых платформ, мгновенный доступ к приему. Но в пилотных регионах, включая Самарканд, это пока не так.
Когда базовые лекарственные препараты зависят от перегруженной системы, люди не становятся более дисциплинированными - они становятся более уязвимыми. Часть из них уходит в самолечение - водкой с перцем и чайным грибом, часть идет к табибам с их глотанием лягушек и мытьем рук кровью ежей, часть - в ожидание «пока само рассосется». Итогом становятся осложнения, рост хронических заболеваний и, в перспективе, увеличение предотвратимой смертности.
Именно поэтому вопрос сегодня не столько в том, нужен ли электронный рецепт, а в том - можно ли вводить жесткий рецептурный контроль без одновременного усиления первичной медицины, кадров, реальной доступности врача и к цифровым услугам. Без ответа на этот вопрос любая, даже технологически правильная реформа, рискует обернуться не улучшением, а ухудшением здоровья населения, особенно там, где система и так работает на пределе возможного.
Есть и еще один эффект, о котором почти не говорят публично. Если люди перестают обращаться в аптеку за привычными лекарствами из-за формальных барьеров, страдает не только пациент, но и рынок. В первую очередь, конечно, отечественная фармацевтическая продукция, которая только начала занимать нишу в сегменте недорогих, массовых препаратов. Снижение оборота в аптеках, падение спроса на базовые лекарства и смещение потребления в «серую зону» подрывают именно локального производителя, а не крупные импортные бренды.
Исторически подобные ограничения без параллельного усиления доступности всегда приводят к одному и тому же результату. А именно: появляется суррогатная продукция; усиливается подпольное производство; развивается контрабанда лекарств; растет оборот препаратов «из-под прилавка», без контроля качества и происхождения.
Таким образом, вместо заявленной цели о повышении лекарственной безопасности система рискует получить обратный эффект: снижение доверия, рост теневого рынка и ухудшение показателей здоровья населения.
В условиях, когда Самаркандская агломерация за короткое время выросла до 880 тысяч жителей, электронный рецепт и расширение рецептурного списка должны сопровождаться исключениями, региональной дифференциацией и реальным усилением первичного звена. В противном случае даже правильная по замыслу реформа может стать фактором роста хронических заболеваний, смертности и нелегального оборота лекарств.
Анастасия ПАВЛЕНКО.
P.S. После пресс-конференции Минздрава
Руководители Министерства здравоохранения, Центра безопасности фармацевтической продукции, Управления цифровизации Минздрава, Департамента организации медицинской помощи и Агентства по развитию фармацевтической отрасли на пресс-конференции 12 декабря ответили на вопросы журналистов о новой системе. Во время нее власти подробно объяснили цели реформы: борьбу с коррупционными схемами, коммерчески мотивированными назначениями, полипрагмазией, бесконтрольным оборотом антибиотиков и контрафактной фармпродукции. С точки зрения регулятора система действительно выстроена последовательно - от клинических протоколов и назначения по МНН до цифровой фиксации каждого шага и ответственности врача и аптеки.
Важно и то, что часть проблем была публично признана. Представители Минздрава фактически подтвердили наличие «переходной турбулентности», технических сбоев, неудобного месячного срока действия рецептов и потенциальной финансовой нагрузки для пациентов с хроническими заболеваниями. Эти вопросы не были проигнорированы - по ним пообещали корректировки. Однако ключевое расхождение между официальной позицией и общественным восприятием сохраняется.
Пресс-конференция отвечала на вопрос «зачем нужна система», но на вопрос, как она будет работать в реальных условиях региона уже сейчас, дала частичный ответ. Объяснение логики реформы не снимает рисков, связанных с перегруженным первичным звеном, кадровым дефицитом, территориальной неравномерностью доступа к врачам и цифровым сервисам, особенно в крупных городах и сельских районах.
Механизмы экстренной помощи (скорая, приемные отделения, дежурные врачи) формально существуют, но в повседневной практике они не заменяют быстрый и простой доступ к базовым лекарствам в неэкстренных, но чувствительных ситуациях, когда ночью скакнуло давление, схватил радикулит или поднялась высокая температура у малыша. Именно здесь реформа сталкивается не с медицинскими, а с социальными и организационными ограничениями.
Таким образом, по итогам пресс-конференции можно констатировать: реформа концептуально обоснована, цели понятны, инструменты контроля выстроены. Но те проблемы, на которые указывают пациенты и врачи - очереди, ночная доступность, сбои, ошибки, цифровое равенство, социальная нагрузка и риск ухода в серую зону - пока не решены, а лишь отнесены к «переходному этапу». Именно от того, как быстро этот этап будет сокращен не на словах, а на уровне реальной доступности врача и лекарства, зависит, станет ли электронный рецепт инструментом защиты здоровья или дополнительным барьером для миллионов людей, где цена будет выражена не в сумах, а в росте смертности населения.
